Мария Конюкова «Искусство спасает»
Льву Григорьевичу Мучнику, ветерану Великой Отечественной войны, почетному железнодорожнику, в сентябре этого года исполнится... 101 год!
К интервью с ним мне было очень тяжело готовиться. На самом деле, о чем спрашивать:
— Вы Ленина видели?
Или:
— В чем секрет долголетия?
И услышать в ответ что-то вроде: «Правильное питание и физкультура».
Но, слава Б-гу, оказалось, что источник собственного долголетия Льву Григорьевичу видится совсем иначе.
Он рассказывает:
— Мой отец работал наборщиком. Наборщики принадлежали к элите рабочего класса: евреям-представителям этой профессии разрешалось жить в Петербурге. Только служить можно было в частных типографиях... Папа до революции получал больше ста рублей в месяц. То были огромные деньги. Наша семья — родители и трое детей — жила в большой квартире недалеко от Синагоги. К молитве ходили только по праздникам. Главными богами моего папы, извините за некоторую беспардонность, были Лев Толстой и Петр Чайковский. Их портреты висели у нас в гостиной. Потом появился еще певец Собинов в роли Ленского.
Я и родился в один день с одним из папиных кумиров — со Львом Толстым. Мама говорила: отец очень радовался этому совпадению и назвал меня в честь великого писателя.
Лев Григорьевич писателем не стал, но жизнь свою посвятил печатному слову. Он организовывал печатные издания для работников железнодорожного транспорта.
— Газета, которая сейчас именуется «Октябрьская магистраль», раньше называлась «Сталинец».
Я был одним из тех, кто стоял у ее истоков.
— Вы любите Сталина?
— Сталин — не женщина, чтобы я его любил или не любил. Я трезво оцениваю его роль: есть Сталин-созидатель, а есть Сталин-разрушитель.
Вообще, трезвый ум и рассудительность, как мне показалось, — основные черты личности Льва Григорьевича, которые он пронес через всю жизнь, и которые ему не изменили и по сей день.
На книжных полках в идеально чистой однокомнатной квартире Мучника много изданий о музыке — главным образом, оперной.
Спрашиваю:
— Вы любите музыку?
— Что вы все про любовь?! Кто может объяснить, что такое любовь?! Музыку невозможно любить — ее нужно чувствовать... Некоторые произведения я слушал сотни раз — и каждый раз лицо мое залито слезами, — делится Лев Григорьевич.
Он продолжает:
— У меня в жизни были и остаются три главных увлечения: политика, музыка и литература.
Мучник с удовольствием рассказывает о том, как в детстве наблюдал за политической деятельностью китайских генералов. Имена их он с легкостью произносит...
***
— Я живу один. Обслуживаю себя сам. Мне на все времени не хватает.
Семь лет назад умерла 93-летняя Мария Львовна, любимая жена Льва Григорьевича, с которой он прожил 75 лет.
— Как вы проводите каждый день?
— Ложусь я в одиннадцать вечера. Встаю в семь утра. Я должен приготовить еду, немного убрать, сходить в магазин. И, конечно, оставить время на свои интересы. Я выписываю газеты. Хожу в библиотеку — знакомлюсь с прессой. Я должен изучить разные точки зрения, чтобы составить свое мнение о той или иной ситуации. Дочь и внук предлагают мне «оборудовать» новости через компьютер — я отказываюсь: приятно держать газеты в руках. Я собрал у себя коллекцию дисков с записями лучших оперных постановок в разных театрах. Слушаю оперы. Иногда один — иногда с друзьями. Недавно у меня случилась большая удача: я приобрел диск с выступлениями певца Юрия Гуляева...
Лев Григорьевич считает себя человеком, которому мало надо для счастья...
На стене его комнаты — большая репродукция картины Маковского «Дети, бегущие от грозы» — той самой, на которой девочка спасается от стихии, неся на своих плечах маленького брата.
Мучник делится: — Искусство спасает. Эту картину я впервые увидел в Третьяковской галерее. И замер перед ней минут на сорок... В 1952 году в таллиннской больнице у нас от осложнения после прививки умирал четырехлетний сын Боря. В палату пришел врач и сказал: «У него гемоглобин 10. Надежды нет». Я как будто провалился в какую-то черную пропасть. И вдруг у меня перед глазами встали «Дети, бегущие от грозы». И я почувствовал себя девочкой, которая несет ответственность за братика — любимого и близкого ей человека. Я же должен был взять себя в руки и сказать обо всем жене и дочери — моим самым любимым людям. И я пришел в себя и смог поддержать их в дни нашей самой страшной общей утраты... Так искусство спасло меня, вдохнув силы и самообладание.